ФЕДОР КРЮКОВ – «ТИХИЙ ДОН»

Материалы к параллельному словарю диалектизмов,

речевых клише и авторских тропов

.Т.

*ТАПЕРЯ/ТЕПЕРИЧА/ТЕПЕРЯ

теперь

Из 104 теоретически вероятных словоформ в НКРЯ обнаружено 30 (включая литературную норму теперь). При этом в прозе Крюкова и в ТД используются только №№ 18, 29, 39. Однажды у Крюкова  встречается № 14 (таперь) и несколько раз № 36 (теперьча), которых нет в ТД. Однако эти формы максимально близки к  №№  18 и 29 и отличаются лишь тем, что в одном случае ерь заменил «я», а в другом «и».

Но ни у Крюкова, ни у ТД не встречаются широко распространенных в русской литературной традиции №№ 1, 8, 26. Такое «совпадение предпочтений» говорит о том, что налицо единство языкового выбора. Алексей Неклюдов подсчитал, что «вероятность совпадения всех случаев (при вероятности совпадения в одном отдельно взятом случае 5/29) равна 5/29 в кубе т.е. примерно 0,005 (пять тысячных или полпроцента)».

1. ТАПЕР – И. C. Тургенев. Отцы и дети (1862); Писемский, Лесков, Салтыков-Щедрин, Мамин-Сибиряк и пр.

2. ТАПЕРАЧА

3. ТАПЕРАЧЕ

4. ТАПЕРАЧИ

5. ТАПЕРЕЧА – В. И. Немирович-Данченко. Соловки (1874).

6. ТАПЕРЕЧЕ – В. И. Немирович-Данченко. Соловки (1874).

7. ТАПЕРЕЧИ – В. И. Немирович-Данченко. Соловки (1874).

8. ТАПЕРИЧА – Л. Н. Толстой. Севастопольские рассказы, Севастополь в мае (1855); Григорович, Салтыков-Щедрин, Писемский, Решетников, Крестовский, Достоевский, Лесков.

9. ТАПЕРИЧЕ – М. М. Щербатов. О повреждении нравов в России (1786–1787), Немирович-Данченко.

10. ТАПЕРИЧИ

11. ТАПЕРЧА

12. ТАПЕРЧЕ – В. И. Немирович-Данченко. Соловки (1874).

13. ТАПЕРЧИ

+–14. ТАПЕРЬ – «Около войны»; М. М. Щербатов. О повреждении нравов в России (1786–1787), Аксаков, Данилевский,  Решетников, Сухово-Кобылин, Чехов, Бунин и пр.

15. ТАПЕРЬЧА

16. ТАПЕРЬЧЕ

17. ТАПЕРЬЧИ

++ 18. ТАПЕРЯ – «На Тихом Дону». В ТД в цитате из фольклорной песни: «Вот таперя нам попить, погулять, / Когда нечего на баз загонять…» (ТД: 6, XLI, 272). // По НКРЯ неоднократно у М. М. Щербатова (О повреждении нравов в России. 1786–1787). Затем у  Крестовского, Чехова, Шишкова.

19. ТАПЕРЯЧА – Юрий Дружников. Виза в позавчера (1968-1997).

20. ТАПЕРЯЧЕ

21. ТАПЕРЯЧИ

– 22. ТЕПЕР – Ф. И. Буслаев. Эпическая поэзия (1851), И. А. Бунин. На край света (1894)] .

– 23. ТЕПЕРАЧА

– 24. ТЕПЕРАЧЕ

– 25. ТЕПЕРАЧИ

– 26. ТЕПЕРЕЧА – Ф. М. Решетников. Подлиповцы (1864), П. И. Мельников-Печерский. В лесах. Книга вторая (1871–1874), А. И. Эртель. Гарденины, их дворня, приверженцы и враги (1889) и пр.

– 27. ТЕПЕРЕЧЕ – А. Ф. Кошко. Очерки уголовного мира царской России. 1 (1926).

– 28. ТЕПЕРЕЧИ – Валентин Распутин. Последний срок (1970).

++ 29. ТЕПЕРИЧА – «На Тихом Дону», «Шаг на месте». В 1 книге ТД «теперича» 14 раз, во 2-й – 4, в 3-й – 1 раз, в 4 книге 8 раз. // По НКРЯ многократно, начиная с И. C. Тургенев. Разговор на большой дороге (1851), далее в «Севастопольских рассказах» Толстого и т. д.

– 30. ТЕПЕРИЧЕ – К. М. Станюкович. Петербургские карьеры/ Степа (1868), А. Ф. Писемский. Хищники (1873).

– 31. ТЕПЕРИЧИ – В. В. Крестовский. Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях. Ч. 4 (1864).

– 32. ТЕПЕРЧА – А. П. Платонов. Чевенгур (1929), П. Ф. Нилин. Дом господина Эшке в городе Веневе (1941).

– 33. ТЕПЕРЧЕ – К. М. Станюкович. От Бреста до Мадеры (1864); [К. М. Станюкович. Отмена телесных наказаний (1867).

– 34. ТЕПЕРЧИ – В. В. Крестовский. Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях. Ч. 4 (1864).

++ 35. ТЕПЕРЬ – многократно всюду

+– 36. ТЕПЕРЬЧА – «Гулебщики», «Шульгинская расправа», «На Тихом Дону», «Отец Нелид», «Свежо предание», «Из дневника учителя Васюхина» // Ф. В. Гладков. Повесть о детстве (1948). // По НКРЯ только в одном произведении: Ф. В. Гладков. Повесть о детстве (1948).

– 37. ТЕПЕРЬЧЕ

– 38. ТЕПЕРЬЧИ

++ 39. ТЕПЕРЯ – «Гулебщики», «На Тихом Дону», ТД – многократно, кроме 4 кн. // По НКРЯ  многократно, начиная с: И. С. Тургенев. Бурмистр (1847). Далее Крестовский, Достоевский, в числе прочих Серафимович и Шолохов в трех «Донских рассказах»..

– 40. ТЕПЕРЯЧА

– 41. ТЕПЕРЯЧЕ

– 42. ТЕПЕРЯЧИ

– 43. ТИПЕР – По НКРЯ только в одном произведении: Анатолий Шиманский. Австралия глазами русского, или Почему верблюды там не плюются, 2002

– 44. ТИПЕРАЧА

– 45. ТИПЕРАЧЕ

– 46. ТИПЕРАЧИ

– 47. ТИПЕРЕЧА

– 48. ТИПЕРЕЧЕ

– 49. ТИПЕРЕЧИ

– 50. ТИПЕРИЧА

– 51. ТИПЕРИЧЕ

– 52. ТИПЕРИЧИ

– 53. ТИПЕРЧА

– 54. ТИПЕРЧЕ

– 55. ТИПЕРЧИ

– 56. ТИПЕРЬ – Н. С. Лесков. Некуда (1864) – неоднократно.

– 57. ТИПЕРЬЧА

– 58. ТИПЕРЬЧЕ

– 59. ТИПЕРЬЧИ

– 60. ТИПЕРЯ

– 61. ТИПЕРЯЧА

– 62. ТИПЕРЯЧЕ

– 63. ТИПЕРЯЧИ

– 64. ТОПЕР – Н. К. Гудзий. История древней русской литературы. (XVI–XVII вв.).

– 65. ТОПЕРАЧА

– 66. ТОПЕРАЧЕ

– 67. ТОПЕРАЧИ

– 68. ТОПЕРЕЧА

– 69. ТОПЕРЕЧЕ

– 70. ТОПЕРЕЧИ

– 71. ТОПЕРИЧА

– 72. ТОПЕРИЧЕ

– 73. ТОПЕРИЧИ

– 74. ТОПЕРЧА

– 75. ТОПЕРЧЕ

– 76. ТОПЕРЧИ

– 77. ТОПЕРЬ – Василий Белов. За тремя волоками (1965).

– 78. ТОПЕРЬЧА

– 79. ТОПЕРЬЧЕ

– 80. ТОПЕРЬЧИ

– 81. ТОПЕРЯ

– 82. ТОПЕРЯЧА

– 83. ТОПЕРЯЧЕ

– 84. ТОПЕРЯЧИ

– 85. ТЯПЕР

– 86. ТЯПЕРАЧА

– 87. ТЯПЕРАЧЕ

– 88. ТЯПЕРАЧИ

– 89. ТЯПЕРЕЧА

– 90. ТЯПЕРЕЧЕ

– 91. ТЯПЕРЕЧИ

– 92. ТЯПЕРИЧА – Петр Алешковский. Жизнеописание Хорька (1990–1993).

– 93. ТЯПЕРИЧЕ

– 94. ТЯПЕРИЧИ

– 95. ТЯПЕРЧА

– 96. ТЯПЕРЧИ

– 97. ТЯПЕРЬ – А. К. Толстой. Князь Серебряный (1842–1862).

– 98. ТЯПЕРЬЧА

– 99. ТЯПЕРЬЧЕ

– 100. ТЯПЕРЬЧИ

– 101. ТЯПЕРЯ

– 102. ТЯПЕРЯЧА

– 103. ТЯПЕРЯЧЕ

– 104. ТЯПЕРЯЧИ

*ТАТАРНИК

Opopordon acanthuium – татарник колючий, бурьян.

Репей орепей; орепейник; арепей (ДС).

В. И. Даль в Толковом словаре приводит народные названия колючих растений разных видов Carduus, Cnicus, Cirsium: мордовник, репейник, дедовник, осот, татарин, колючник, чертополох, волчец.

«Чуть маячили темные силуэты крупных сорных трав – татарника и белены. Нечасто бил перепел» («Жажда»); «татарник» («Цветок-татарник»). По Крюкову – колючий цветок, символ несгибаемости казачества. Может показаться, что образ и символ заимствованы из «Хаджи-Мурата» Л. Н. Толстого, где татарник именуется татарином. По НКРЯ первое употребление слова татарник тоже принадлежит Толстому: «Татарник пышный зацветает, шершни мохнатые в нем копошатся» [Л. Н. Толстой. Записные книжки (1853–1910). Запись 20 июля 1877 г., то есть до того, как был написан «Хаджи-Мурат» (1896–1904), опубликованный лишь в 1912].

В крюковском рассказе «Шквал» (1909) есть такое рассуждение атамана-генерала, впервые столкнувшегося с народным протестом: «Застилал ли глаза пот, или это всегда так, но при всем усилии расчленить эту плотную массу, рассмотреть отдельные лица, угадать по движению губ, по выражению глаз зачинщиков и нарушителей он не видел ничего, кроме странной чешуи из голов, однообразной сети пятен телесного цвета, многих глаз, сцепивших его своими лучами отовсюду, и противно-мокрые, слипшиеся волосы. Точно сплошной загон бурьяна или татарника, сорной, густо пахнущей, волосатой травы. И казалась она-то близко, – чувствовалось даже шумное, тяжелое, отдающее терпким потом дыхание ее, – то уходила вдаль и сливалась в сетчатый, подвижный узор, в котором бродило и скрывалось что-то враждебное и загадочное».

В ТД первое упоминание: «Степан шел возле брички, плетью сбивая пунцовые головки придорожного татарника» (ТД: 1, XIII, 62). Степан Астахов только что узнал об измене жены и обдумывает, как с ней расправиться.

В романе татарник семикратно: дважды в 1 кн, один раз во 2-й и четыре раза в 4-й.

Блогер tervby указал мне на строки Андрея Белого из стихотворения «Бегство» (1906):

А ветер обшарит кустарник.

Просвистнет вдогонку за мной.

Колючий, колючий татарник

Протреплет рукой ледяной…

См. БУРЬЯН; ОРЕПЕЙ; ЧЕРТОПОЛОХ

– ТЕКЛИНА

текли’на – ложе оврага, балки, пересохшее русло, ручей на их дне, фарватер реки.

Слово отсутствует в двух первых книгах ТД, но в кн. 3 употреблнно 8 раз.

***ТЕЛЕГРАФНЫЕ СТОЛБЫ УХОДИЛИ

«Тут было просторно, зе­лено, ветрено. В прозрачной дали, куда уходили телеграф­ные столбы, четко белели игрушечные хатки Мокрого, иногда поблескивали на солнце облезшим железом крыши» («Ратник»). – «На север уходили полустанки, телеграфные столбы и вся бескрайная, жуткая в снежном своем однообразии степь» (ТД: 5, X, 240); «…частоколом торчали телеграфные столбы, уходившие на Кашары. День был на редкость ясный, морозный» (ТД: 5, XIII, 69).

По НКРЯ неметафорически: «от станции куда-то вправо от линии шли телеграфные столбы и через полторы-две версты оканчивались у белого каменного забора; рабочие сказали, что там контора, и наконец я сообразил, что мне нужно именно туда» [А. П. Чехов. Моя жизнь (1896)].

ТЕЛЕШОМ

голышом

См. РАСТЕЛЕШИТЬ

***ТЕЛО, КАК ВСХОЖЕЕ (ИЛИ НЕВСХОЖЕЕ) ТЕСТО

«…всхожим тестом колыхнулся живот под тужуркой» и «…окидывали лукавыми взглядами его фигуру – от розовой лысины до живота, мягкого, как всхожее тесто» («Тишь», 1914). – «мягкое, как закрутевшее тесто, тело» (ТД: 1, XVI, 76); «– Эка тесто-то всхожее! – Оба рассмеялись. Желтый безучастно высморкался и прибавил: – Тельная барыня... корпусная...» («Обвал». 1917). – «Рыхлая, рябая, толстозадая Лукерья, похожая на желтый ком невсхожего теста» (ТД: 2, XIV, 184).

Кроме того: «На западе у подножья неба – всхожая густолиловая опара туч» (ТД: 4, XV, 145).

Авторская метафора. В НКРЯ похожее не обнаружено.

По НКРЯ уподобление тела всхожему или невсхожему тесту только в 1 и 2 томах ТД.

Зерно, тесто и опара (свежезамешанное, жидкое тесто), могут быть всхожим и невсхожим. Лексикографы, начиная с Даля, почему-то не выделяют в отдельную статью это значение слова всхожий. Впрочем, у Даля в статье «Под» читаем: «Печной под, кирпичная, гладкая выстилка, или глиняная набойка и смазка внутри всякой печи, где кладутся дрова. Подовый, подовой, к поду относящийся. <…> Подовые пироги, кислого теста, сильно всхожие, которые пекутся на поду».

В СРНГ находим лишь омонимы да статью «Всходимый» (слово зафиксировано в Мещовске Калужской губернии в нач. ХХ в.): – «способность к прорастанию, всхожий (о семенах)».

Метафора «всхожее/невсхожее тесто/тело/ требует оглядки на гендерную специфику: если мужик, как всхожее тесто, то это плохо (толстый, с брюхом, как всхожая опара), если же баба – хорошо (пышная). Оттого в ТД невсхожее тесто про кухарку Лукерью («Она – как пирог с июзмом. Только изюм-то повыковырянный»).

Эту тему Крюков разрабатывал еще в ранней повести «На речке лазоревой» (1911):

«– В сам-деле? Ну, за все благое, братцы!.. Поварское дело, правда, – капрызное: взять пироги, – всем известная вещь, а у меня баба до самой старости в этом деле дураковата. Люди пекут на опаре... Заставил ее как-то испечь на опаре, а она их так, сердечная, наопарила, что пришлось в чело лезть с железной лопаткой, разбивать на куски... Кинули в печь семь, а из печи один вышел. Да не вышел, а в челе застрял. Я из него из одного десять выгадал! Вынул да и говорю: нет уж, баба, не опарь, пеки на квасовой гуще...

Он закончил крепкой остротой... Слушатели залились долгим, раскатистым хохотом».

Павел Гросс и Екатерина Счастливцева в статье «Пословицы и поговорки дореволюционного и советского времени»[1], опубликованной в электронном ужнале «Самиздат», приводят такую немудреную формулу: «Опара гуще – блины толще». Если добавить рифму «пуще» (вместо «толще») и вспомнить, что тиходоновская Лукерья названа «толстозадой», станет понятно, в каком именно направлении была пущена острота в последней цитате из Ф. Д. Крюкова.

По НКРЯ только в сугубо пекарском аспекте: «Дошло дело и до квасу на семи солодах и до того, как надо печь папушники, чтоб были они повсхожее да попышнее» [П. И. Мельников-Печерский. На горах. Книга первая (1875–1881)].

См. также: «между его погоном и ухом, вдавленным в пухлую, тестообразную мякоть под волосами» («Шквал». 1909); «– …А хохла – из пеклеванного теста...» («Мечты». 1908). – «– Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто» (ТД: 2, XII, 327).

ТЕПЛУШКА (ФОРМЕННАЯ/СОЛДАТСКАЯ)

фуфайка, ватник (ДС)

«снимая свою форменную теплушку» («Казачка»); «в бобриковых “дипломатах” и “теплушках”» («Новое») – «края припаленной ватной теплушки» (ТД: 4, VIII, 94); «женщина в ватной солдатской теплушке» (ТД: 5, V, 214) и пр.

ТЕТЮНЮШКА – ТЕТЮНЯ

тётя

«– Ну, тетунюшка! Мы-то бы так, а дети-то стали нынче по-своему делать...» («Отец Нелид»). – «–Эх, тетуня! Ды хучь разок!» (ТД: 6, LX, 390).

ТИГУЛЁВКА. См. ТЯГУЛЁВКА

*ТИТОР

Ти’тор – искаженное ктитор (греч. ktetor – хозяин) – церковный староста. В ДС нет.

«А ведь он-то, Иван, у нас титором, Писание знает…» («В сугробах». 1917) – «Церковный титор. Против власти выступал в караулке. Возмутитель народа и контра революции» (ТД: 6, XXIV, 184).

По НКРЯ: «Угомонил, значит, старуху. Вспрашивает, где церковный титор Федот Левонов?..» [И. А. Бунин. Захар Воробьев (1912)].

См. КТИТОР

ТИХИЙ ДОН

Эта идиома из старинной казачьей песни (см. оба эпиграф к роману, где в одиннадцати песенных строках она звучит восемь раз) многократно использовалась Ф. Д. Крюковым еще и до раннего его очерка «На Тихом Дону» (1898). См. также официозное клише: «доблестные сыны Тихого Дона» («О казаках». 1907). И там же:

«Непоколебимо грозные скалы, – говорил известный истинно-русский архистратиг Каульбарс в своей речи на празднике 8-го Донского казачьего полка, – за скалами тихая надежная гавань для русской ладьи, а над ней дкржавный Кормчий земли русской – наш обожаемый монарх. Дивные имена носят эти скалы, – на них начертаны имена русских полков. На одной из самых могучих и передних я вижу тихий Дон» («Дон. Обл. вед», № 222).

После Японской войны, в которой и сам оратор, вместе с казацкими полками, прославился в победах неодол<имых>*, нам, казакам, был все-таки чрезвычайно приятен этот комплимент, хотя мы знали, что ни один русский полк не носит такого “дивного имени” – тихий Дон» (О казаках . «Русское Богатство», 1907,  № 4. С. 26).

…

*В тексте: неодолением

«– Глупец, глупец... – с нежной улыбкой говорил Ильич, – дойдя до подписи: “русский солдат с Тихого Дона Константин Еремин”: – ничего-то еще не знает, ни о чем головушки не ломает...» («Ратник». 1915).

Звучит она и в последних строках последней опубликованной заметки Крюкова: «…не отдавать батюшки Тихого Дона, единым сердцем и единою мыслью биться за него до конца и – победить или умереть у родного порога...» («Единое на потребу» 21 декабря 1919 / 3 января 1920).

Именно эта идиома становится паролем и лозунгом Усть-Хоперского антибольшевистского восстания войскового старшины А. В. Голубинцева (1882–1963), который в своих мамуарах[2] приводит текст, ставший сигналом к выступлению 25 апреля 1918:

ВОЗЗВАНИЕ К ВОЛЬНЫМ ХУТОРАМ И СТАНИЦАМ ТИХОГО ДОНА

Ударил час. Загудел позывный колокол, и Тихий Дон, защищая свою волю и благосостояние, поднялся как один человек против обманщиков, угнетателей, грабителей мирного населения.

Отцы и братья казаки, в тяжелое время, в грозный час жизни ушедшие на защиту ваших интересов, да не будут оставлены вами!

Ваш долг и ваша прямая обязанность накормить бойцов, сражающихся за ваши и народные интересы, охраняющих тяжелым трудом добытое вами добро.

Не пожалейте капли хлеба и провианта, дабы не отдать потом моря вашего добра, ибо придет хам, а он уже близок, и от цветущих хуторов и станиц останется один пепел.

Стоя на страже сражающихся за вас, приказываю каждому хутору, каждому поселению, впредь до особого распоряжения, наладить на первый случай своими средствами, на своих подводах подвоз и доставку провианта и фуража к частям, мобилизованным из этих поселений.

Помните – спорить не время. Каждая минута дорога. Дружно все как один:

За Тихий Дон![3]

За казачью волю!

Начальник гарнизона станицы Усть-Хоперской войсковой старшина Голубинцев Начальник штаба подпоручик Иванов.

Полковник Александр Васильевич Голубинцев (1882–1963), командир 3-го Донского казачьего имени Ермака Тимофеевича полка. «Участвовал в боях в Восточной Пруссии, Галиции, Карпатах, Полесье и Добрудже».

Это не строка из ТД, это из послужного списка Голубинцева.

Ср. в Первой части ТД: «Суждено было Григорию Мелехову развязывать этот узелок два года спустя в Восточной Пруссии, под городом Столыпином». И Третьей части о казаках: «Трупами истлевали на полях Галиции и Восточной Пруссии, в Карпатах и Румынии – всюду, где полыхали зарева войны и ложился копытный след казачьих коней». Тут же: «И многие голоса хлопочут над песней. Оттого и густа она и хмельна, как полесская брага» И первая фраза Четвертой части: «Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер. Полесье». Тот же ряд, тот же боевой путь 3-го имени Ермака Тимофеевича полка и в начале Пятой части, рассказывающей о возвращении казаков «глубокой осенью» 1917: «Многих недосчитывались казаков, – растеряли их на полях Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии, трупами легли они и истлели под орудийную панихиду…»
А вот и лукавое «объяснение» того, как в 3 полку оказались вешенцы: «В 1914 году часть призванных на действительную военную службу казаков Вешенской станицы влили почему-то в 3-й Донской казачий имени Ермака Тимофеевича полк, состоявший сплошь из казаков Усть-Медведицкого округа. В числе остальных попал в 3-й полк и Митька Коршунов».

В начале 1918 г. полковник Голубинцев привел полк с фронта из Бессарабии «в родную Глазуновскую» (выражение Голубинцева). Крюков в то время также жил в родной ему Глазуновской станице.
Там Голубинцев по приказу Каледина распустил полк по домам (с оружием), а сам середине феврале 1918 г. переехал в Усть-Хоперскую станицу, чтобы готовить восстание против большевиков (подробности этого см. в его книге). Судя по многим вербальным совпадениям мемуаров Голубинцева с прозой Крюкова и его стихотворением в прозе «Родиный край», строку из которого «То Край Родной восстал за честь Отчизны, за славу дедов и отцов, за свой порог и угол...» Голубинцев взял эпиграфом в своей «Русской Ванде», можно предположить, что Крюков был посвящен в заговоре и, вероятно, является если не автором, то вдохновителем Усть-Хоперского воззвания. 

С мая 1918 г. Голубинцев – командующий «Освободительными войсками вольных хуторов и станиц Усть-Медведицкого округа», затем начальник «4-го конного отряда, войскового старшины Голубинцева» (Усть-Медведицкая конная дивизия).

Подробности о действиях 3-го казачьего полка на фронтах Первой мировой войны и, в частности, о том, как в действительности Козьма Крючков стал официальной легендой и первым георгиевским кавалером, видимо, также заимствованы из неформальных рассказов Голубинцева и его усть-хоперских, усть-медведицких и глазуновских подчиненных.
Ф. Д. Крюков по понятным причинам обходит молчанием фигуру заговорщика Голубинцева в очерке «В углу» (1918), но упоминает о нем в очерке «В гостях у товарища Миронова». Голубинцев же пишет о Крюкове:

 «В первой половине июня (1918) решено было атаковать Михайловку. С вечера было занято исходное положение, и перед рассветом 1-й и 2-й пешие батальоны и партизанский отряд подъесаула Алексеева перешли в наступление со стороны хутора Ильменьки.<…> Коннице под командой есаула Лащенова приказано было, выйдя скрытно по балке во фланг позиции противника, сообразуясь с наступлением пеших батальонов, в конном строю атаковать Михайловку. Но есаул Лащенов или опоздал, или, потеряв направление, сбился, и участия в атаке конница не приняла. Пешие батальоны из молодых казаков, не выдержав огня красных, залегли, и поднять их к дальнейшему наступлению не удалось. Партизанский отряд в темноте взял неправильное направление и опоздал к общей атаке. Таким образом, наступление не дало никаких результатов. Через несколько дней наступление опять было повторено, но без результата. В последнем наступлении принимал участие добровольцем находящийся в это время у себя в станице донской писатель и секретарь Войскового Круга Ф. Д. Крюков, написавший, вдохновленный восстанием усть-медведицких казаков, известное стихотворение в прозе “Родимый край”[4]. В этом бою Федор Дмитриевич был легко контужен артиллерийским снарядом».

В том же очерке «В гостях у товарища Миронова» Крюков рассказывает о том, как готовилось Усть-Хоперское восстание (чем, собственно, и подтверждает свое участие в заговоре Голубинского):

…И – помню – когда великим постом стали заезжать ко мне и пешком приходить молоденькие офицеры из учителей и агрономов – «за книжками» – и осторожно нащупывать «настроение» – я с изумлением и сомнением спрашивал:

– Вы еще верите?

– Верим. А как же иначе? Иначе и жить не стоит…

– Но где же упор?

Упора не было пока, но благородно-мятежная юность верила, что он будет. И это всецело ее заслуга – сохранение угасавшего уголька веры в то, что клич возмущенной чести не только прозвучит среди безбрежного разлива шкурности, предательства, распыленности, но и не замрет без отзвука. Заслуга молодых орлят. Ибо старость, умудренная горечью и полуослепшая от тяжкого ига этой мудрости, негодовала, но сомневалась и жалась к стороне.

Но когда прозвучал зов восстания, – подхвачен он был окрепшими и вдруг помолодевшими стариковскими голосами…

Усть-Хоперское восстание началось с призыва «За Тихий Дон», и можно утверждать, что в контексте событий 1918–1920 годов взятое в качестве заголовка романа выражение «Тихий Дон» – открытый вызов большевизму.

Похоже, мы выяснили, откуда Крюков черпал сведения о начале войны и брал нетривиальные подробности о подвиге приказного (то есть ефрейтора) Козьмы Крючкова, в 1914 году ставшего первым Георгиевским кавалером той мировой бойни за то, что «"начальствуя разъездом из 4-х казаков атаковал и опрокинул немецкий разъезд из 22 всадников, получив при этом 16 ран пикой" (пр. 1-й армии № 17 от 2.08.1914 г.).  

Крючков служил в одном полку с Голубинцевым, когда полковник был еще сотником. И это объясняет, почему рассказ о подвиге Крючкова в «Тихом Доне» столь разнится с рассказом, поведанным Шолохову одним из участником того боя Михаилом Иванковым (см. об этом в книге Ф. Кузнецова. С. 305) и объясняет, почему Шолохов ничего не записывал за Иванковым: «Иванков рассказывал Сивоволову: – О том, как на германской я и Крючков воевали, меня расспрашивал Шолохов. Однажды он позвал меня к себе домой. Сидим в комнате за столом: он по одну сторону, я – по другую. Смотрит мне в глаза, спрашивает подробно, как и что было, а сам карандашом о стол постукивает. Я ему все чисто рассказал – и как дражнили Крючкова, и как рубились. Шолохов слушал меня внимательно, но на листе так ничего и не записал. Я посчитал, что это ему вовсе не нужно, мало ли таких случаев на войне было. А потом, видите, все-таки написал».

Однако Кузнецов умолчал о ключевой подробности: Иванков рассказал Шолохову, что немецкого офицера убил он (а не Астахов, еще один участник той схватки). 

См. комментарии Владимира Васильева:

http://lit.1september.ru/2001/30/3.htm

То есть главному (и единственному свидетелю!) Шолохов не поверил. А если и поверил, то не мог ничего изменить, роман-то был уже написан, и написан другим. И там черным по белом: Астахов прорвал кольцо и выскочил, истекая кровью. За ним погнался немецкий офицер. Почти в упор убил его Астахов выстрелом, сорвав с плеча винтовку. Это и послужило переломным моментом в схватке. 

Со слов земляка, которого он должен был знать с детства и с котором, надо думать, встречался в начале 1916 года на фронте, Федор Крюков подробно описывает в «Тихом Доне» перемещения 3-го Донского казачьего полка (начиная с июня 1914, когда полк стоял в Вильно, и заканчивая роковым 1917-м). 

А совсем не литературную идею Русской Вандеи они вываривали вместе с полковником в их родной Глазуновке в феврале 1918. 

Ну а Гришка Мелехов служит в 12 полку. Это тот полк, силами которого в 1918 году был устроен юбилей 25-летней деятельности Федора Крюкова.

При этом для автора романа словосочетание «Тихий Дон» столь сакрально, что ни разу не звучит в собственно авторской речи. (Всего же, если считать с названием, оно употреблено 27 раз.)

В первой книге ТД выражение «Тихий Дон» встречается 10 раз, и только в песенных цитатах (восьмикратно в двух эпиграфах и еще по разу в двух цитатах внутри текста): «Поедем со мной к нам на тихий Дон»; «Православный тихий Дон»).

Во второй книге семикратно: «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон»; «Но и горд наш Дон, тихий Дон, наш батюшка»; «свободные сыны тихого Дона» (воззвание Корнилова)»; «–…Только что поезд выберется на мост, – батюшки мои!.. что тут начинается! Казаки прямо бесются: «Дон! Дон наш! Тихий Дон! Отец родимый, кормилец! Ур-р-ра-а-а-а!» (ТД: 5, X, 241); «–…Через это большевики и идут войной на наш тихий Дон» (ТД: 5, X, 247); «Войсковое правительство не допускает и мысли, чтобы свои донские части выступили против правительства и тем начали междоусобную войну на тихом Дону» (ответ Донского правительства ревкому. 5, XI, 250); «Казаки от мала до велика поднялись на защиту тихого Дона. В Вёшенской ревком разогнан, избран станичный атаман, в большинстве хуторов – то же» (речь сотника на митинге; 5, XXIII, 341).

В третьей книге шесть раз: в первой и девятой строках эпиграфа «Как ты, батюшка, славный тихий Дон…», «Речь возговорит славный тихий Дон», в цитате из старинного казачьего письма «Здравствуй, белый царь, в кременной Москве, а мы, казаки, на тихом Дону!»; вновь в песенной цитате ««всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон», с реплике Петра Мелехова «–…Вот как надо тихий Дон-то оборонять!», в упреке старого казака «–Что же вы стоите, сыны тихого Дона?!»

В седьмой части трижды: в укоряющей верхнедонцев речи Секретева «–…Но ваше позорное прошлое должно быть искуплено в будущем. Понятно, господа офицеры? Вы должны искупить его своими подвигами и безупречным служением тихому Дону, понятно?», в монологе Пантелея Прокофьевича «–..Нет, ишо не перевелись на тихом Дону настоящие казаки!», в пьяной жалобе Харлампия Ермакова «–…Все одно – пропадает тихий Дон!»

В 8 части, написанной кем-то из литературных негров Шолохова, Дон упоминается 55 раз. Но «тихим» он ни разу не назван.

ТКАНЬ КАК МЕТАФОРА НЕБА И ТИШИНЫ

«Мгновенным зигзагом проносится торопливый щебет ласточек и тонет в затканной светом лазури неба...» («В субботу»); «белый, мглистый свет, заткавший горизонт» («Товарищи») – «В небе, налитая синим, косо стояла золотая чаша молодого месяца, дрожали звезды, зачарованная ткалась тишина» (ТД: 6, XLI, 271).

 Ср.: «Трепалась разорванная сеть метели…» («Ползком»)

**…ТО И ПОЛОПАЕШЬ

«Что потопаешь, то и полопаешь» (носильщик на вокзале – «Новое»). – «Что спромыслишь – то и полопаешь» (ТД: 7, XXI, 216).

*ТОЛОКА

Толо’ка (ДС) – 1. Пасбище. 2. Помощь односельчан в работе.

«Звенели кулички, жаворонки, кобчики, перепела били ногами, вдали дрожало тонкое ржание жеребенка, колыхался разноголосый хор табунов – овечьих, конских, коровьих – с трудом держали их загонщики на съеденной толоке, тянулись в луга» («В глубине»); «Долго стояла Марина за гумнами, не могла оторвать глаз от удалявшейся фигуры в зеленой гимнастерке без пояса, одинокой в зеленом безлюдье толоки» («Душа одна»). – «– Энти два улеша вспаши, Гришка, что за толокой у Красного лога» (ТД: 2, V, 140); «…камнем вылетевший из седла Ермаков сажени две скользил на животе по кочковатой толоке» (ТД: 6, XV, 137) и пр.

По НКРЯ: «В селе Андрушках, Киевской губернии, ребятишки погнали скот на толоку, а оттуда на водопой (крестьянская толока граничит о помещичьей, а водопой находится посредине)» [Народная воля. Социально-революционное обозрение. №№ 11–12 // Народная воля. № 11–12, 1885].

ТОПОЛЕВЫЙ

«…не будет обонять этого волнующего запаха клейких тополевых почек...» («В субботу»); «Мигали кое-где далекие огоньки, приветливые и ласковые. В голубой тьме тонула зеленая равнина с ароматом хлебов и тополевых рощиц, с деревеньками, речонками и болотцами, зарумяненными зарей, с дружным, мгновенно пролетающим приветственным криком белоголовых ребятишек...» («Мельком». 1913); «Усталое и удрученное сердце все-таки бьется радостным трепетом, дожив до красного весеннего солнышка, до нежного золота клейких тополевых листочков, до изумрудной зелени далеких луговин среди разлившихся ериков, – и безмолвным восторгом отзывается серебристому звону в голубой высоте – крику летящих к северу диких гусей...» («Новочеркасск, 7 апреля». 1919); «Отряд вторично пересек речку Кумылгу, втиснулся под купол тополевого леса» (ТД: 6, II, 27); «Сзади, с горы батарея посылала очереди по купам тополевых левад, видневшихся за хутором Еланским» (ТД: 6, XL, 261); «С тополевых веток капал сок» (ТД: 7, I, 15).

«…из тополевого малахита, тридесятый- из злато-жёлтого кризопраса, тридесятьпервый- из жёлтого линкура, тридесятьвторый- из лазоревой златовидной лазури, и так далее» [М. Д. Чулков. Пересмешник, или Славенские сказки (1766–1768)]; «Гаджи-Юсуф, трепетный как тополевый лист, поднялся сперва на четвереньки, а потом на колени: ничего в мире нельзя было выдумать уморительнее его тогдашней образины» [А. А. Бестужев-Марлинский. Мулла-Нур (1836)].

В ТД и у Крюкова нет прилагательного тополиный. По НКРЯ первые два его употребления:  «Пишучи ивовые веточки и тополиные сережки – родню пишет тульскую» [М. И. Цветаева. Наталья Гончарова. Жизнь и творчество. (1929)];  «…Эллис, дороживший нашим домом, всем миром нашего дома: тополиным двором, мезонином, моими никем не слышанными стихами…» [М. И. Цветаева. Пленный дух (Моя встреча с Андреем Белым) (1934)].

В ТД дважды тополина (как дубина; казачина).

**ТОПТАТЬ/ИСТОПТАТЬ ТРАВЫ

«До поступления в наш отряд Размирица был ранен, вылечился, вернулся в строй, но заболел сыпным тифом. “Не думал и травы топтать на белом свете”, но, к счастью, организм устоял» («В сфере военной обыденности. 1916»). – «Травой зарастают могилы, – давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших, – время залижет и кровяную боль и память тех, кто не дождался родимых и не дождется, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы...» (ТД: 5, I, 195).

По НКРЯ: «Как впустишь вершков пять врагу с брюхо, так хоть бы у него между глаз калена стрела улеглась, небось травы топтать не станет!» [И. Н. Скобелев. Рассказы русского инвалида (1838–1844)].

***ТОСКУЮЩИЕ ПЕРЕЛИВЫ ГОЛОСА/ТОСКУЮТ БАСЫ

«Зато Багор заливался соловьем: богатейший – сильный, гибкий и высокий, голос его разливался тоскующими переливами и хватал за сердце: “Известна ты, моя кручинушка, ретивому сердцу…”» («Гулебщики»). – «Убивается серебряный тенорок <…> Вместе с ним тоскуют басы: “Пущай на том на кургане калина родная…”» (ТД: 3, VII, 285–286).

По НКРЯ только: «От тоскующих звуков свирели зарождаются мрачные мысли, из мыслей растут слова, песни» [В. Я. Шишков. Емельян Пугачев. Книга третья. Ч. 1 (1934–1945)].

*ТПРУСЬ

«Тпру!» – приказ лошади остановиться.

 «– Не тпруськайте! Чего копаетесь там! скорей!..» («Отец Нелид»). – «–Тпрусь, – шумит, – проклятый! Повадился дерюжку жевать!..» (ТД: 3, II, 251).

В Донском словаре: «Ни тпру ни мя (ни кукареку)». О никчемном, посредственном человеке. Слова ни умеить сказать, ни тпру ни мя.

По НКРЯ: «Нужно только всякий раз, подходя к нему, сказать вместо “здравствуйте”: “тпрусь, дурашка!”» [Н. С. Лесков. Кувырков (1863)].

ТРЕСКАТЬ

поедать

«–…Судьи вы, судьи, ученые вы господа! Бога вы, знать, забыли, креста нет на шее у вас, в грудях сердца не осталось! За что вы купырь мой зеленый стрескать хотите? Какая корысть вам из его головушки? Не грех вам лютым горем матерей, отцов сушить?..» («Мать»). – «– Теперя дома блины трескают, масленая...» (ТД: 3, II, 250).

По НКРЯ: «Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самому нечего…» [Н. В. Гоголь. Мертвые души (1842)].

ТРЕСКОТНЯ

(о выстрелах)

«…среди этой пугающей трескотни» («Обвал»). – «отчетливо слышимой пулеметной трескотне» (ТД: 7, XXI, 219).

 По НКРЯ: «…народ закипел на неприятельских батареях, ядра посыпались, и поднялась такая адская трескотня!» [М. Н. Загоскин. Рославлев, или Русские в 1812 году (1830)]; «Вот пехота беглым шагом и орудия на рысях прошли в цепь; слышатся гудящие выстрелы из орудий, металлический звук полета картечи, шипение ракет, трескотня ружей» [Л. Н. Толстой. Набег. Рассказ волонтера (1853)].

***ТРОНУТОЕ ОСПОЙ ЛИЦО И ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА

«У юноши было тонкое, тронутое оспой, умное лицо; черкес с черными, выпученными глазами, глядел тупо и сосредоточенно…. » («Около войны»); – «У него – мужественное, слегка тронутое оспой лицо и насмешливые карие глаза. Во время речи Секретева губы его не раз складывались в неопределенную блуждающую усмешку, и тогда глаза темнели и казались совсем черными» (ТД: 7, VII, 56).

 «ТРУДОВОЕ КАЗАЧЕСТВО»

См. также: «В жизни царили корыто и шкура. Эти два лозунга руководили так называемым “трудовым” людом и теми, кто подыскал подходящую окраску и прикинулся усвоившим пролетарское мироощущение…» («В гостях у товарища Миронова»).

По свидетельству начальника оперативного отдела штаба Донской армии Владимира Добрынина, на Дону этот термин в начале 1918 года ввел в употребление «президент Донской советской республики» Федор Подтёлков, декларировавший «почин освобождения трудового казачества от гнета контрреволюционеров, их войскового правительства, генералов, помещиков, капиталистов, мародеров и спекулянтов» (Добрынин В. В. Борьба с большевизмом на Юге России. Прага, 1921). Но сам Добрынин употребляет этот термин и без кавычек: «История в будущем покажет миру потрясающие зверства большевистского разгула на Дону и подчеркнет, что среди этих жертв было подавляющее большинство трудового казачества, обманутого посулами советской пропаганды. Вот это-то и восстановило казачество против непрошеных благодетелей, и сразу между казаками и большевиками установилась глухая вражда, перешедшая с пробуждением весны в открытое восстание».

У Крюкова в газетной заметке: «…опасность растворения казачества, или – точнее – упразднения его в новом строе надвигалась с логическою неуклонностью еще до большевиков, еще от тов. Керенского, Чернова, Скобелева... Ведь уже тогда группою авантюристов и жуликов был выкинут флажок “трудовое казачество”, в котором смысла было не более, чем в “трудовом солдатстве”, например, но для темной, усталой и озлобленной души была готовая пища ненависти и вражды к соседу, другу, брату, более одаренному и преуспевшему в жизни» («29 января 1918 – 29 января 1919»).

В очерке Крюкова «В углу» (1918) выражение «трудовое казачество» закавычено: «…рядом с партийными социалистическими кандидатами выделялись имена, правда, несколько туманные и малоизвестные, представителей “трудового” казачества, – термин новый, впервые пущенный в оборот. Эти кандидаты “трудового казачества” собрали ничтожное количество голосов». Ср. в романе: «Оставшаяся белогвардейщина поднимает голову и начинает смущать трудовое казачество» (ТД: 6, XXII, 168). Через четыре страницы «новый термин» разъясняется. Штокман откровенничает с однопартийцем: «–…основная масса казачества настроена к нам враждебно. <…> А разница между кулаком, скажем, Рязанской губернии и донским, казачьим кулаком очень велика! Рязанский кулак, ущемили его, – он шипит на советскую власть, бессилен, из-за угла только опасен. А донской кулак? Это вооруженный кулак. Это опасная и ядовитая гадина! <…> Уличен в действиях против нас? Готово! Разговор короткий, – к стенке!» (ТД: 6, XXII, 172).

Монолог Штокмана открывает читателю, что высмеянный Крюковым в очерке «В углу» (1918) новый термин – вербальное прикрытие геноцида.

ТРУСИТЬСЯ

трястись;

трусить – трясти (ДС)

«– Щенят когда выбрасываешь – и то до чего жалко, аж рубаха трусится... А тут – человечья душа...» («Четверо»); «рубаха аж трусится» («Мать»). – «–…Затрусилось все на мне!» (ТД: 6, XIX, 157); «–…Трусится все во мне!» (ТД: 7, XX, 163).

ТУГА И ТОСКА. См. ЦИТАТЫ ИЗ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

ТУМАННО-СИЗАЯ ДАЛЬ

«Безбрежный молчаливый простор задонских степей, с виду такой пустынный, скучный и безрадостный, скрывает однако в своих туманно-сизых далях очень веселые уголки …» («Мельком». 1911). – «Справа, за туманно очерченной впадиной лога жемчужно-улыбчиво белела полоска Жирова пруда. А кругом, – насколько хватал<о> глаз, – зеленый необъятный простор, дрожащие струи марева, полуденным зноем скованная древняя степь и на горизонте – недосягаем и сказочен – сизый грудастый курган» (ТД: 6, II, 34).

ТУПОЕ БЕЗРАЗЛИЧИЕ

«Казалось, что родной мой угол безнадежно отдался тупому, растительному безразличию ко всему, что выходило за пределы его околицы, было выше собственного его корыта, дальше собственной его шкуры» («В углу». 1918). Ср.: «тупое безразличие сменилось сильным волнением» (ТД: 7, VI, 48).

***ТУПОСТЬ И ГЛУПОСТЬ КАК ТУПОСТЬ И ГЛУПОСТЬ БЫКА

«туп, как бык» («Шаг на месте») – «– Что вы, как быки, лезете! По порядку пейте!» (ТД: 6, LIV, 356); «–…Иной раз шутки у тебя глупые проскакивают... Ты – как бык: где жрешь, там и надворничаешь» (ТД: 6, LVIII, 372); «–…Ум у вас оказался бычиный. Бык, он ведь всегда так: сначала шагнет, а потом стоит думает» (ТД: 7, V, 45); «Есаул стоял, как бык перед препятствием, наклонив голову, расставив ноги. Стоял и слушал. Мускулистая шея его и синеватые белки прищуренных глаз наливались кровью. – От-ста-вить!.. — не выдержав, яростно заорал он» (ТД: 7, VII, 54).

Прибавим: «Бык работает на казака, казак – на быка, и оба они – два дурака» («В сугробах»); «Наша жизнь – в одном: казак работает на быка, бык на казака, и оба они – два дурака...» (В углу». 1918); «Сказано: казак работает на быка, бык на казака, и оба они – два дурака... («Жажда»). Ср.: «– Живем ни шатко, ни валко. Бык на казака, а казак на быка – так всю жисть и крутимся...» (ТД: 4, XII, 116).

И только в обращенной к казакам речи коммуниста Штокмана сравнение «трудящихся казаков» и городских пролетариев с парой быков несет риторически-положительную оценку: «–…с вами, тружениками, с теми, кто сочувствует нам, мы будем идти вместе, как быки на пахоте, плечом к плечу» (ТД: 6, XXIV, 180).

Впрочем, в последнем случае возможно некорректное вмешательство редактора.

См. ПАХОТЬ И ПАХОТА

– ТУСМЕННЫЙ

Ту’сменный (ДС) – 1. Тусклый. 2. Смуглый. 3. Хмурый.

«– С лица-то? Желтая. Глаза тусменныи, – небось, не сладко на чужой сторонушке. А ишо, бабоньки, ходит-то она... в Прокофьевых шароварах» (ТД: 1, I, 11).

У Крюкова не найдено.

*ТУТОЧКИ/ТУТОЧКА

Ту’точко, туточкои (ДС) – здесь.

«– Сидайте туточки» («К источнику исцелений»). – «– Нитки у тебя? – Туточка» (ТД: 1, IV, 34); «– Пришел, сел вот туточка, гля-ка, Гришенька, вот так-то, – она показывала, как сидел сотник, похоже горбатила спину, – и сидит и сидит, ажник тошно, а коленка вострая-превострая» (ТД: 2, XIV, 189–190).

По НКРЯ единственный пример до 1918 г: «Не хочу зоставаться здесь, и все туточки!» [Д. Н. Мамин-Сибиряк. Три конца (1890)] и первый пример в другом ряду: «Возле повозок кто-нибудь проснется, подымет голову, проводит в темноте быстро удаляющиеся фигуры. – Чого им туточка треба? Хто такие?» [А. С. Серафимович. Железный поток (1924)].

ТУШЕВАТЬ; ЗАТУШЕВАТЬ И ТУШЕВАТЬСЯ

«Лапин пришел, он, краснея, пыхтя и пыжась, старался напускною бранью затушевать неловкость и прикрыть свое сочувствие, допустимое в данном случае менее всего» («Шквал»); «Поезд стучит, гремит, уносясь все дальше от тех мест, где в молочном тумане белой ночи остались многоэтажные каменные громады, высокие трубы, дым, копоть, деловая сутолока улиц и немолчное ворчание огромного города. Он долго заглядывал в окна нашего вагона зубчатым гребнем своих крыш, затушеванный мутно-синей тушью, громадный и таинственный в своих диковинных очертаниях.» («Мельком». 1911). – «Последнее письмо Григория побывало в чьих-то руках: половина письма была аккуратно затушевана фиолетовыми чернилами, а на полях серой бумаги стоял непонятный чернильный значок» (ТД: 4, V, 64); «Скупой свет тушевал ее лицо, делал черты его невнятными» (ТД: 5, V, 215); «…и даже запахи в этот час, утрачивая резкость, имеют свои особые, затушеванные оттенки» (ТД: 5, XII, 257); «Подъесаул уничтожающе цедил ледяные слова, и казак растерялся, оробел, – тушуясь, забормотал…» (ТД: 6, I, 15);

По НКРЯ: «Белоярцеву хотелось выйти с достоинством из этого спора и скорее затушевать его» [Н. С. Лесков. Некуда (1864)].

– ТУШИСТЫЙ

Ту’шистый (ДС) – полный, дородный.

Во второй книге романа «по мерзлым слиткам скотиньего навоза топчется...» Кто бы вы думали?.. «…пушистый козел» (ТД: 5, VIII, 228). Пушистый... В непогоду... («Пасмурными теплыми днями», когда «лужинами и проталинами цветет оттепель».) По навозу...

(Поскольку кошки, как известно, не любители навозных прогулок, вариант «пушистого кота» не рассматриваем.)

По «Грамматическому словарю» А. А. Зализняка (обратному словарю русского языка, в котором слова расставлены по алфавиту строго в обратном порядке их чтения, и «пушистый» надо искать на букву «й») тут могли быть следующие варианты: «губастый», «чубастый», рогастый», «пузастый», «кудластый», «ушастый», «рожистый» (мордастый). И еще «брудастый», но брудастый кобель явится уже в следующем абзаце, а потому этот эпитет нам неинтересен.

Однако все эти варианты – в мимолет. Разгадка здесь:

«– …Приехал на́ гости к Мохову, купцу, энтот самый сотник. Погоди, чей он прозвищем? Кубыть, Листницкий. Такой из себя тушистый, сурьезный» (ТД: 1, VIII, 46)[5]. По рукописи: «–…Кубыть, Мануйлов. Такой из себя тушистый, сурьезный парень» (1/27 черн 1926).

Прибавим сюда же: «– Живот растрес? Для такой сурьезной комплекции дорогу починить бы надо...». («На речке лазоревой»).

У Крюкова тушистый пока не обнаружено.

****ТЯГУЛЁВКА

тягу’н, тягло’ – вор (ДС); отсюда тигулёвка [тюгулёфка, тягулёфка] – тюрьма (ДС).

«– …это, пожалуй, можно: в тягулевку суток на двое тоже можно посадить, а только ты напиши заявление...» («Из дневника учителя Васюхина»); «– Ну для первого раза – на трое суток в тюгулевку! – Что ж, мол, с удовольствием...» («Будни»); «Теперь Гаврила был одним из виднейших представителей “народной власти” и стоял на такой линии, что сам безвозбранно мог развернуться и дать любому бородатому хозяйственному станичнику, как заведомо неблагонадежному в товарищеском смысле, затаенному врагу нового порядка. Как его когда-то отправляли для вытрезвления в станичную тягулевку, так ныне он мог без лишних слов погнать в станичный “ревок” священника, учительниц, любого старика…» («После красных гостей»). – «–…В тигулевку их, какие скандальничают!.. (ТД; 2, II, 150). (В таком же виде эта лексема в 8 части ТД.)

По НКРЯ только в ТД.