Выложено 1 июля 2011
«ДОНСКАЯ ВОЛНА» О
ФЕДОРЕ КРЮКОВЕ В полуистлевшем
донском журнале, фотокопии которого прислал из Москвы мой товарищ и коллега Михаил
Михеев, первые полосы посвящены юбилею («25-летие литературной деятельности»)
писателя Федора Крюкова. Блок
юбилейных материалов открывается редакционной (без подписи и заголовка)
статьей: Ф. Д. Крюков родился 1 февраля 1870 года в ст.
Глазуновской О. В. Д. Отец его, казак-хлебороб, долгое время был в родной
станице атаманом, что особенно сблизило будущего писателя с казачьим
общественным бытом. Первоначальное образование Ф. Д. получил в
станичн<ом> приходском училище. С особенною признательною любовью
вспоминает он всегда учителя этого училища Гр. Ерм. Васильева, сумевшего
возбудить у своих учеников интерес и любовь и к живой жизни, и к книге. В
1880 году Ф. Д. поступил в усть-медведицкую гимназию и окончил ее в 1888 году
с серебряной медалью. Высшее образование писатель получил в Петербургском
Историко-Филологическом институте. По окончании высшей школы Ф. Д. поступает на службу
учителем истории и географии сначала в Орловскую гимназию, а потом в связи с нашумевшими
в свое время «Картинками из школьной жизни», в которых некоторые орловские
педагоги увидели себя, перешел в Нижегородскую гимназию. Педагогическая
деятельность писателя была прервана в 1906 году, когда он был выбран
депутатом в 1-ую Думу от Донской области. Вместе с другими депутатами он
затем подписал Выборгское воззвание и за это высидел три месяцы в
петроградских Крестах. Параллельно с литературной работой не прекращается в
то же время его общественно-политическая деятельность. Еще в 1-ой Думе он был
членом-организатором «Народной Социалистической партии». В свои наезды из
Петрограда на Дон он принимает большое участи в местных донских делах. Когда началась революция Ф. Д. на конференции Народно-Социалистической
партии единственный из числа присутствующих высказался за конституционную
монархию, в силу чего принужден был уйти из партии. Однако это обстоятельство
не помешало желать партии включить имя Ф-ра Д-ча в избирательные списки в
Учредительное Собрание, но Ф. Д. отказался. В Учр. Собр. Писатель шел по
казачьему списку, и ныне за смертью первых кандидатов в этом списке, –
Каледина и Богаевского, должен быть считаем выбранным в Учр. Собрание. В августе этого года Ф. Д. был выбран на Большой
Войсковой Круг от станицы Глазуновской, и на Круге единогласно был почтен
высоким званием Секретаря Большого Войскового Круга.
** Крюков был привезен к командующему красными
войсками на Дону Филиппу Миронову (его соученику по Усть-Медведицкой гимназии
и, также как и Крюков, депутату Первой Думы). Миронов тщетно пытался получить
от Крюкова обещание не воевать с большевиками, но, не получив такового,
отпустил писателя. В 1918 году Миронов был уже лютым врагом казачества,
однако публиковать подробности освобождения Крюкова означало бы совершить
непорядочный поступок. Потому автор заметки объясняет освобождение Крюкова
«счастливой случайностью» – прим. А.
Ч. Еще одна заметка, начинающаяся на той же газетной
полосе:
Крюков – донской национальный писатель. Через него
впервые наши казацкие мочежинки и полынные степи заговорили о том, чем они
живы. И Крюков первым из донских художников слова начал писать о них,
скромнейших, так, что в каждой строчке его стояло, как налитая полно капля:
«я горжусь, что я сын этих мочежинок и пустынных степей». Благородная
гордость сына своей матерью-родиной. Нежнейшая привязанность сына к матери. Но все же главная замечательная сила его не в этом.
Она – в его прекрасной любви ко всем людям без изъятия и по всему живущему
под солнцем… И эта благостная сила нашего первого донского национального
писателя особенно дорога в наши дни внутренних распрей и кровей. Писатель –
это уже мало в нашу тяжелую годину. И озеро отражает утонченно и роскошно небо
со звездами, бездушное озеро. Сердце потребно нам в эти суровые дни, а не
бесстрастный изобразительный талант. Сердце человеческое. То сердце, которое
царь Давид изображает под видом белого пахучего воска, струящегося на огне. Этому сердцу низко поклонимся в день 25-летней
непрерывной творящей работы.
КАЗАК КРЮКОВ <…> Редкий дар наблюдательности помогает ему
уловить мельчайшие характерные черточки. Недаром и глаза у Федора Дмитриевича
такие острые, проницательные (чуть-чуть с казачьей хитрецой): ничего не
пропустят и возьмут самое важное, самый тонкий штрих отметят. Больше того, Крюков не только передает в
неприкосновенности язык казачий, он и мысли казака сохраняет во всей
непосредственной чистоте. Он не навязывает своим героям собственных мыслей,
он не принуждает их чувствовать, как чувствует он сам. Душа казачья понята им
проникновенно. Душа казачья выливается в песне. И не простая случайность
то, что в компании, когда хором поют песни, Федор Дмитриевич выступает в роли
«подголоска». «Подголосок» – чуть ли не самая характерная особенность
казачьей песни, а Федор Дмитриевич роль подголоска исполняет мастерски. Крюков показал русскому читателю казака. После 1905–6 года, когда казакам пришлось нести,
против их воли, полицейскую службу и принимать участие в «усмирениях»,
особенно сильно были распространены россказни о казаках. Русское общество не
учло развитого у казаков чувства дисциплины и стремления к государственности
и стало думать о казаках как о «прирожденных городовых». И, право, в то время
даже лучшие русские люди были недалеки от немецкого ученого, приписывающего
казаку череп неведомого кровожадного и жестокого существа. До Крюкова мы могли извинить русского интеллигента
за его заблуждения насчет казаков. Теперь мы вправе ему не прощать. Ибо
теперь, в ответ на всякие россказни, мы можем сказать:
|